Категории времени и пространства в рассказе А.И.Солженицына «Один день Ивана Денисовича»

Автор: Железнова Людмила Александровна

Организация: МБОУ Гимназия № 2

Населенный пункт: Рязанская область, г. Рязань

Александр Исаевич Солженицын внёс новое слово не только в русскую, но и в мировую литературу, а его рассказ «Один день Ивана Денисовича» является тем художественным произведением, которое можно назвать учебником истории тоталитарного государства.

При изучении рассказа «Один день Ивана Денисовича» на уроках литературы обращаю внимание на следующие темы: «Судьба человека в тоталитарном государстве» и «Категории времени и пространства в рассказе». Значимость второй темы очевидна, так как сжатие времени и концентрация пространства является основным приёмом построения художественного мира рассказа, раскрытия характеров персонажей, а хронотоп, по словам М.М.Бахтина, «как формально-содержательная категория определяет образ человека в литературе».

В рассказе «Один день Ивана Денисовича» изображены события одного лагерного дня, который бесконечно повторяется на протяжении всего срока-«от звонка до звонка». Иногда единство пространства и времени сюжетной линии прерывается отступлениями- воспоминаниями Шухова о жене или о войне или размышлениями над ежедневными лагерными ритуалами.

Временной отрезок - день - заложен в самом заглавии рассказа, что усиливает впечатление от прочитанного: день как вечная борьба за существование, за кусок хлеба, за миску баланды. День - та “узловая” точка, через которую в рассказе проходит вся человеческая жизнь.

В рассказе слово «день» используется в нескольких значениях ( по словарю С.Ожегова) :1.часть суток от восхода до захода Солнца: «…день целый на морозе пробыть»; 2.то же, что сутки: «А мог дней пяток полежать»; 3.изо дня в день, постоянно: «…баланда не менялась ото дня ко дню» .Вот почему хронологические и хронометрические обозначения в тексте имеют еще и символическое значение. В рассказе сближаются друг с другом, порой почти становясь синонимами, понятия “день”, «сутки» и “жизнь”. Такое семантическое сближение осуществляется через универсальное понятие “срок”. Срок - это и отмеренное заключенному наказание, и внутренний распорядок тюремной жизни, и синоним человеческой судьбы, и напоминание о самом главном, последнем сроке человеческой жизни. Тем самым временные обозначения приобретают в рассказе глубинную морально - психологическую окраску. Срок – отрезок определенного времени, и на это время нам указывают начало и финал рассказа: «В пять часов утра, как всегда, пробило подъем», «Таких дней в его сроке от звонка до звонка было три тысячи шестьсот пятьдесят три. Из-за високосных годов - три дня лишних набавлялось». Этот композиционный приём подчеркивает важность категории времени для понимания основной идеи рассказа, усиливает значимость каждого дня и трагичность положения человека, проживающего 3653 подобных дня в лагере, где своя жестокая жизнь и свои нечеловеческие законы. И нет никакой связи с внешним миром, который за пределами лагеря имеет некий фантастический облик, и герои с трудом верят в его существование и возможность. Иван Денисович, ведя переписку с женой, не может понять ту, другую жизнь и поверить в истинность её слов. Жизнь на воле изменилась, а в сознании Ивана Денисовича она стала не более реальной, чем сказка. Читая письма, герой понимает, что очень далек от житейских забот и проблем и чувствует некое отчуждение ко всему, что происходит за колючей проволокой: «Писать теперь – что в омут дремучий камешки кидать. Что упало, что кануло – тому отзыва нет. Сейчас с Кильдигсом, латышом, больше об чем говорить, чем с домашними».

Темп и ритм художественного времени в рассказе подчеркнуто равномерны, что является необходимой деталью для воссоздания правдоподобной, тяжелой, жестокой картины лагерного бытия. Но нельзя не заметить, что в повествовании есть некие эпизоды, в которых темп художественного времени ускоряется: «Так и пошли ровненько, без разгону…И вдруг колонну зэков как подменили. Заколыхалась, сбилась с ровной ноги, дернулась, загудела, загудела – и вот уже хвостовые пятерки и середь них Шухов не стали догонять идущих впереди, стали подбегать за ними». Причина неожиданного ускорения хода событий проста: необходимо обогнать показавшуюся из-за снежного холма колонну из механических мастерских, поскольку на мехзаводцев у начальства имеются подозрения о проносе в лагерь холодного оружия и «шмонать» эту колонну будут особенно тщательно и медленно. В этом эпизоде автор явно подчеркивает напряженность момента, ускоренность реакций заключенных, обыкновенно весьма вялых, но в этот момент в них просыпаются простые человеческие чувства и инстинкт самосохранения. Ежедневные механические действия угнетают заключенных, убивают способность воспринимать жизнь в красках, и лишь в моменты короткого отдыха у них появляется возможность задуматься, как бы очнуться от многолетнего «сна души», и из бездушных номеров они превращаются в простых людей с именами и отчествами. И время замедляется… В неволе они научились ценить короткие минуты отдыха. Каждый такой миг становится особенно дорогим: в разговорах и воспоминаниях они забывают об угнетающей лагерной жизни:«Вот этот-то наш миг и есть!».

• повести композиционно присутствуют противопоставленные друг другу две временные зоны: зона режимного времени (время ГУЛАГа) и зона личного времени (время человека). Режимное время - многочисленные переклички, дорога на объект и обратно, тяжелая работа - занимает главенствующее место во времени всего лагерного бытия. Изменить это время, этот распорядок у людей- номеров нет возможности. К личному же времени, времени очнувшейся души, относятся короткие минуты отдыха, беседы, недолгое погружение в свои мысли за столом с миской баланды.

По сути, лагерный мир безвременный. Единственным признаком течения времени является тот факт, что наступает рассвет, а за ним закат. Заключенный лишен возможности точно определять время в течение лагерного дня: «Часов у зэков нет, время за зэка начальство знает».

Время повести – это время абсолютной несвободы. Личность – здесь ничто: никто не считается с интересами человека, никому не интересно его мнение, никому нет дела до его существования.

Человек в лагере с течением срока отстаёт от течения жизни на воле, которая остается для него нереальным, потусторонним пространством. «Мифологичность представлений заключенного о воле подчеркивается в рассказе поэтическим образом ясного месяца, близкого к фольклорным традициям». Образ месяца появляется в рассказе несколько раз, но, несомненно, и герой рассказа, и сам автор с любовью относятся к нему. Фольклорность образа месяца проявляется в сцене спора Ивана Денисовича с кавторангом: «У нас так говорили: старый месяц бог на звезды крошит». Месяц резко противопоставлен миру лагеря, «лежащего под луной и стянувшего всю землю для Ивана Денисовича до рамок, обозначенных колючей проволокой». Месяц является неотъемлемой частью пространства лагеря, но в то же время напоминает о существовании совершенно иной жизни. Ночное небесное светило настолько чистое и ясное, что является неким олицетворением справедливой, свободной и вольной жизни. Всё столь близкое и родное для Ивана Денисовича осталось где-то очень далеко, и светлый, чистый свет месяца олицетворяет эфемерность и мифологичность реальности. Своим светом месяц соединяет два мира, два пространства: неволю и свободу, ту, которая там, за колючей проволокой.

Усиливается жестокость лагерного мира постоянным ощущением холода.

Не только морозный, леденящий ветер на улице, но и холодные ночи под казенными, потрепанными временем одеялами являются некими участниками сюжета рассказа. Постоянный холод пронизывает души каторжан, вызывает чувство ненависти к несовершенному устройству мира. Пространство лагеря становится враждебным узникам, особенно опасны открытые участки зоны, которые каждый заключенный старается как можно быстрее преодолеть, он опасается быть застигнутым в открытом месте, спешит укрыться в бараке. «В противоположность героям русской классической литературы, традиционно любящим ширь, даль, Шухов и его солагерники мечтают о спасительной тесноте укрытия, и барак оказывается для них таким укрытием, неуютным и чуждым».

Пространство в рассказе выстраивается концентрическими кругами: сначала описан барак, затем очерчена зона, потом - переход по степи, стройка, после чего пространство снова сжимается до размеров барака. Обзор узника ограничен обнесенной проволокой окружностью, колпаком. Заключенные отгорожены даже от неба. Сверху их беспрестанно слепят прожектора, нависая так низко, будто лишают людей воздуха, отрезая от всего мира.

Замкнутость круга, времени и пространства в художественном мире рассказа получает символическое значение. Мир лагеря – это мир тоталитарного режима, бездушного и жестокого.

И лишь одно может быть противопоставлено этому замкнутому миру – внутренний мир героя, пространство и время его памяти. Только в памяти, в душе и сердце человека преодолевается замкнутость лагерного мира и возникают образы семьи, деревни, которые спасают героя от черствости и бездушия, помогают сохранить в нем лучшие человеческие качества, позволяют Ивану Денисовичу остаться человечным, не унизить своего достоинства.

Явившись зачинателем нового литературного жанра, именуемого «опытом художественного исследования», А.И. Солженицын смог приблизить проблемы общественной морали на такое расстояние, при котором четко просматривается грань между человеком и нечеловеческим режимом. На примере одного персонажа, Ивана Денисовича Шухова, показывается, как сила духа, вера в себя, в справедливость и добро помогли герою остаться человеком в жестоком мире ГУЛАГа. Один день зэка, олицетворяющего судьбы миллионов, стал отражением многолетней истории нашего государства, где, по словам А.И.Солженицына, «насилию нечем прикрыться, кроме лжи, а лжи нечем удержаться, кроме как насилием».

А.И.Солженицын стал первым, кто показал в художественной форме психологию тоталитарного времени; он первым открыл завесу тайны над тем, о чем знали многие, но боялись рассказать. Правда факта и художественная правда в рассказе «Один день Ивана Денисовича» стали энциклопедией советской лагерной жизни, отражением времени, власти и истории, от которой нельзя откреститься, которую необходимо принимать как свершившийся факт и необходимо помнить, чтобы не повторять ошибок прошлого.

Литература:

1. Агеносов В.В. Русская литература XX века.11 кл.: Учеб. для общеобразоват. учеб. заведений.-М.: Дрофа, 1997.- с.352.
2. Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. — М.: Худож. лит., 1975. — с.407.
3. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка.- М.:ООО «Издательство ЭЛПИС», 2003.-с.944.
4. Солженицын А.И. Жить не по лжи. Рассказы. Публицистика.-СПб.: Искусство, 2006.-с.544.

Солженицын А.И. Рассказы.- М.: Инком НВ, 1991.-с.288.

Опубликовано: 07.11.2018